Серьезность нашего проекта подтверждает то,

Возможно, ключевой вопрос здесь – терминология. Слово «инвестор» подразумевает под собой совершение вложений. Вложения эти, в принципе, можно разделить на три вида: (1) материальный капитал – денежные и материальные средства; (2) нематериальный капитал – инновации в форме ноу-хау, патентов и прочего; (3) человеческий капитал – уникальная квалификация инвестора. Попробуем рассмотреть, как обстоят с этим дела в «Вощажникове».

Вложение материального капитала. Из большинства источников, в том числе и из главного – паспорта проекта «Вощажниково» на сайте госкорпорации «Внешэкономбанка» (www.veb.ru) – следует, что общий объем инвестиций в проект составляет 6 372 млн. руб., причем все они предоставлены в форме кредитов ВЭБ. Следует учитывать, что ВЭБ официально декларирует принцип неконкуренции с частными банками: кредиты выдаются только под те проекты, которые не могут быть профинансированы частными инвесторами по причине длительной окупаемости, но зато имеют высокое социальное значение. Такие проекты государственный банк поддерживает, устанавливая пониженную ставку по кредиту, а само государство – дополнительно компенсируя выплату этой процентной ставки. Это не единственная форма поддержки, которую государство оказывает проекту «Вощажниково». За этот год (данные на 1 ноября) из областного бюджета Вощажникову было выделено 115 млн. руб. (помощь на приобретение техники, скота и т. п.) (http://yarreg.ru/2012/11/96458). Уже из этого, вроде бы, следует, что о «вложении личного капитала» в данном случае говорить некорректно.

Были ли у «инвестора» какие-то затраты до получения кредита? Однозначно, да. Это приобретение у муниципалитета ОАО СХП «Вощажниково» (9 млн. руб.), получение в аренду бывших угодий племзавода «Красный Октябрь» (сумма точно неизвестна, - полагаю, в пределах 1 млн. руб.) и подготовка документов для предоставления банку (бизнес-план + финансовая модель). Стоимость последнего неизвестна: в принципе, вполне приличные бизнес-планы пишутся и за 150 – 200 тыс. руб., но в данном случае, поскольку привлекалась весьма авторитетная компания «НЭО-центр», рекомендованная ВЭБом, сумма, скорее всего, составила несколько миллионов. Итого, получается где-то 0,2 – 0,3% от общей суммы инвестиций.

Вложение нематериального капитала. Здесь можно обойтись парой предложений. К нематериальному капиталу – инновациям, использованным в проекте – «инвестор» имеет отношение только постольку, поскольку купил их на привлеченные денежные средства. Это относится к оборудованию «ДеЛаваль», «ТетраПак», современной сельхозтехнике и т. п.

Вложение человеческого капитала. Этот вопрос представляется мне одним из интереснейших. Действительно, от «безграмотных и вороватых председателей» современных «колхозов» спасения отечественного сельского хозяйства ожидать трудно. Сама по себе команда профессионалов, способных управлять сложным проектом, стоит очень многого. Поэтому имеет смысл взглянуть на высшее руководство ОАО СХП «Вощажниково» под этим углом – как на человеческий капитал. Привлек ли «инвестор» уникальный человеческий капитал? Вот заместители генерального директора Вощажникова: А. Е. Быхалов и В. М. Потешкин – бывшие председатели борисоглебских колхозов, причем до прихода на комплекс какими-либо серьезными достижениями даже по районным меркам не отмеченные; В. Д. Почернин – бывший военный с опытом работы в борисоглебских муниципальных органах (но не в сельском хозяйстве или вообще каком-либо бизнесе); О. Н. Долинный – вероятно, профессионал, но о его послужном списке мне, во всяком случае, ничего не известно. Надо всем этим – душераздирающая фигура С. В. Негляда, который приступил к руководству инвестпроектом на 6,4 млрд. руб. немедленно после увольнения из армии. Итак – два «председателя», два военных без опыта в бизнесе и одна «темная лошадка» (еще раз повторюсь – судя по всему Долинный профессионал, но один из пятерых – все-таки мало).

Ключевые фигуры – Почернин и Негляд – не только слабо ориентируются в экономике, но и, похоже, не читали бизнес-плана и очень приблизительно представляют себе даже финансовое положение вверенного предприятия. Так, В. Д. Почернин в последней статье упомянул об 11 млн. налогов, перечисленных за полгода в районный бюджет (единственная, заметим, цифра в статье), в то время как даже на сайте предприятия указано, что по расчетам «НЭО-центра» в районный бюджет может быть уплачено 52 млн. руб. за 10 лет реализации проекта (2,6 млн. за полгода – если в среднем). В выступлении на IX Шереметевских чтениях (30 июня 2012 г.) тот же В. Д. Почернин назвал моментом окупаемости проекта из 7 комплексов и молокозавода 2017 г. Абсурдность этого утверждения очевидна даже в свете того, что мы знаем из открытых источников: простейшие расчеты показывают, что, даже если все 5 дополнительных комплексов были бы заложены на следующий день после выступления В. Д. Почернина и вышли на проектную мощность через полгода, а каждая корова давала бы по 30 л. молока в сутки, чтобы погасить кредит (по 2 млрд. на каждый комплекс) в такие сроки, на каждом литре молока нужно зарабатывать 20 рублей чистой прибыли!

Но по сравнению с пассажами, которые порой выдает С. В. Негляд, ошибки В. Д. Почернина полностью меркнут. Я видел три видеосюжета с участием генерального директора «Вощажникова». Главный из них был показан в программе «Проекты развития» канала «Вести-24». Сказанное С. В. Неглядом перед телекамерой стоит привести целиком:

«Со вступлением в ВТО нам будет немного сложнее, потому что весь процесс себестоимости производства молока по нашим подсчетам потребует увеличения как минимум на 15 – 20%, это скажется на том, что мы уже будем покупать и оборудование, и технику по мировым ценам, и это, естественно, вызовет определенное увеличение себестоимости молока».

Руководитель «крупнейшего в Европе мегакомплекса», похоже, и не понимает, что при вступлении в ВТО западное оборудование может только подешеветь – ведь снимается значительная часть таможенных барьеров; что опасность вступления в ВТО состоит скорее в том, что более мощная западная промышленность еще больше наводнит наш рынок своей продукцией; что себестоимость может вырасти из-за удорожания совсем других факторов производства – если, допустим, цены на нефтепродукты сравнятся с европейскими…

Самое удивительное во всем этом, что в распоряжении А. В. Макеева – ключевого руководителя компании-«инвестора» (ОАО «Асдор») – есть, безусловно, немалое число высокопрофессиональных топ-менеджеров с огромным бизнес-опытом. Это весь высший менеджмент «Асдора». Да и на рынке труда есть много высококлассных специалистов по молочному животноводству. Но вместо всех их во главе огромного проекта официально стоят, фактически, случайные люди.

Итак, подводя предварительные итоги: «инвестор» не вложил в проект «Вощажниково» практически ничего. На это можно ответить: а что же он получил? Ведь он все равно рискует – залогом, переданным банку, а прибыли ждать еще долго – сначала ведь нужно выплатить кредиты. Рассмотрим эти вопросы.

Залог. В источниках присутствует информация, что для получения кредита «инвестор» заложил банку два принадлежащих ему предприятия. Что это за предприятия – неизвестно; впрочем, это не столь и важно. Дело в том, что любой инвестиционный кредит рассчитан на замещение первоначального объекта залога тем объектом, который создается в процессе реализации инвестиционного проекта. Допустим, вкладывая 1 млрд. привлеченных средств в строительство объекта, заемщик создает в процессе строительства объект, который в рамках затратного подхода будет оценен в 1 млрд. руб. (возможно, и выше). Банки, впрочем, требуют дополнительного залога, - ведь они рискуют не только возвратом первоначально выданной суммы, но и недополученными кредитами.

Таким дополнительным залогом, насколько можно судить, стала земля, принадлежащая ОАО СХП «Вощажниково». При затратах на приобретение в размере  10 млн. руб. с небольшим ее кадастровая стоимость выше в 20 – 30 раз (в среднем по Борисоглебскому району – более 20 000 руб. за гектар). Соответственно, земельные угодья ОАО СХП «Вощажниково» могут быть заложены за 250 – 300 млн. руб. Точной суммы мы, впрочем, не знаем, но достаточно очевидно, что первоначальные залоговые активы «инвестора», какой бы не была дальнейшая судьба инвестиционного проекта, под непосредственной угрозой не находятся.

Заказ. Итак, риски «инвестора» минимальны. Каковы же, все-таки, выгоды? Ведь, прежде чем извлекать прибыль, нужно вроде бы сначала рассчитаться с банковскими кредитами?

Но дело в том, что инициатор проекта выступает одновременно и генеральным подрядчиком строительства. Насколько выгодным стал такой заказ для «Асдора», свидетельствуют хотя бы такие цифры: годовая выручка компании к началу реализации проекта составляла 1,75 млрд. руб. (2008 г.) и 1,7 млрд. руб. (2009 г.). В 2010 г., с началом строительства МТК-1, она подскочила до 2,5 млрд. руб.; в 2011 г. достигла уже 3,7 млрд. руб. Закладывается уже третья мегаферма, а всего их планируется построить семь; следовательно, «инвестору» на настоящий момент удалось не только удвоить собственные обороты, но и обеспечить себя гарантированными заказами на ближайшие 5 – 6 лет. Это ситуация, о которой любое российское предприятие может только мечтать. Конечно, судить о рентабельности такого строительства сложно, но, очевидно, несколько сотен миллионов рублей прибыли оно «Асдору» уже обеспечило.

Здесь уместно упомянуть об одном из самых уязвимых для критики аспектов всего проекта. У ОАО «Асдор» и ОАО СХП «Вощажниково» не может не возникнуть некоторый конфликт интересов: «Асдор» заинтересован в том, чтобы извлечь максимальную прибыль от строительства, «Вощажниково», напротив – в выборе подрядчика, который обеспечит наилучшую цену при наилучшем качестве. Но, если собственники у двух предприятий – одни и те же, то о контроле качества и цены, да и вообще о конкурсном отборе подрядчика или его смене не может идти и речи. Можно говорить лишь о личных приоритетах «инвестора»: что для него важнее – заработать на строительстве здесь и сейчас (ситуативное мышление) или играть стратегически, ждать, когда окупится и начнет приносить прибыль «Вощажниково». Судя по полной неготовности вкладывать собственные средства в проект, «инвестор» мыслит скорее ситуативно.

«Вощажниково» и «Красный Восток Агро». Сравнение «Вощажникова» с холдингом Айрата Хайруллина напрашивается само собой. Хайруллин – не только «молочный король» России, он еще и флагман, главный идеолог и лоббист строительства мегаферм в нашей стране. При этом в проект «Красный Восток Агро» он вложил свыше 10 млрд. руб. собственных средств и порядка 12 – 15 млрд. кредитных денег (в «Вощажниково» за счет кредита строится все); аккумулировал землю, сделав держателей паев миноритарными акционерами холдинга (в «Вощажниково» земля приобреталась… несколько по-иному); в интервью 2008 г. оценил стоимость одного «стойломеста» в 178 тыс. руб. («Молочные ручейки», вып. 1 (494)). В «Вощажниково» стоимость одного «стойломеста» – порядка 750 тыс. руб. Таким образом, кредитная нагрузка инвестиционного проекта в «Красном Востоке» вроде бы просто смешная по сравнению с нашим проектом. Тем не менее, «Красный Восток» периодически испытывает серьезные финансовые трудности, а Айрат Хайруллин – усиленно доказывает, что новые мегафермы нуждаются в дополнительной государственной поддержке.

Значит ли это, что «Вощажникову» угрожает банкротство? Я так не думаю. Вновь появившиеся крупные производители молока обладают мощным лоббистским ресурсом. Но, прежде чем говорить об этом, попробуем поднять главную проблему. Она в следующем: чтобы говорить о «неоптимальности» проекта «Вощажниково» и вообще хоть как-то его критиковать, надо указать альтернативный путь. Если его нет – то не все ли равно, кто и как построил мегаферму? Главное, что она построена! На мой взгляд, альтернативных избранной государством стратегий в молочной животноводстве есть две, и они лежат на поверхности.

Путь первый. Из написанного выше достаточно очевидно, что истинным инвестором в случае в ОАО СХП «Вощажниково» является государство, и только оно. Строго говоря, рационального смысла в самом привлечении частного «инвестора» найти практически невозможно. Если строительство комплексов, подобных вощажниковскому, действительно необходимо и экономически обоснованно, то достаточно исключить из схемы этого «инвестора», и все станет на свои места. Более того, все нынешние участники проекта извлекут из него выгоду и останутся довольны: подрядчик (пусть тот же «Асдор») получит выгоду от строительства; поставщик оборудования («ДеЛаваль») – от его поставок; менеджмент (пусть те же Негляд, Быхалов, Потешкин и Почернин) точно так же будут получать зарплату за свою работу. Добавится только одно – зато колоссальное – преимущество: инвестор в лице государства будет получать прибыль от эксплуатации комплекса.

Представим себе, например, ситуацию, в которой собственником инвестпроекта «Вощажниково» выступает муниципалитет. При стоимости проекта 6,4 млрд. руб. и расчетной окупаемости 8 лет очевидно, что ожидаемая прибыль – 800 млн. руб. в год. Что это означает для района – объяснять, думаю, не нужно: из дотационного он превращается в донора, такие проблемы, как закрытие школ, роддомов и больниц, сложность содержания ФОКа и т. п. исчезают в принципе. С формальной точки зрения району для самостоятельной реализации подобного проекта не хватает только залогового актива на первое время строительства. Если же инициатором выступила бы область – отпала бы и эта проблема.

Что помешало пойти по этому пути? Только одно – принципиальный и ничем не обоснованный отказ государства от государственного инвестирования.

Путь второй. Чтобы понять, почему вообще стоит говорить о каком-то втором пути, когда первый столь очевиден, надо в двух словах описать состояние отечественного сельского хозяйства за последние десять лет. Итак, десять лет назад лицо сельского хозяйства России определяли старые предприятия («колхозы»); они боролись за существование, не имея доступа к дешевым кредитным деньгам и лизингу, в условиях минимальной и совершенно недостаточной поддержки со стороны государства. Инвестиции в сельское хозяйство практически отсутствовали. Затем были введены в действие статьи ГК, допускающие свободный рыночный оборот земель с/х назначения. Доведенные до скотского состояния скотским существованием «колхозники» продали свои паи за бесценок; значительная часть земли сконцентрировалась в руках перекупщиков. В этот самый момент государство принимает ряд программ по поддержке аграрного сектора, но программы эти были и остаются ориентированными на производителей-гигантов, на создание с нуля мегаферм, собственниками которых должны были стать новые земельные магнаты. Этот курс обосновывался экономической целесообразностью: утверждалось, что мегафермы способны быстро окупиться при условии субсидирования процентных ставок и предоставления в лизинг скота и техники; следовательно, поддерживать на государственном уровне нужно крупного, а не мелкого и среднего производителя.

Предварительные итоги такой политики в молочном животноводстве можно подводить уже сейчас. Традиционные «колхозы» вполне предсказуемо по большей части прекратили свое существование. При этом драматически изменились и настроения крупных производителей, строивших свой бизнес в рамках государственных программ. Теперь они говорят о недостаточности мер по государственной поддержке сельского хозяйства, о необходимости пролонгировать кредиты и оказать помощь в той или иной форме. Причем помощь эту предлагается оказывать опять-таки именно им, - на том основании, что они внедрили инновационные технологии, вернули в сельскохозяйственный оборот заброшенные земли и нарастили поголовье скота. Но ведь сделали-то они это на полученные от государственных банков кредитные деньги, на скупленной за бесценок или отданной государством земле; и кредиты, и земли им передавали в свое время именно потому, что они доказывали, что их проекты, в отличие от старых «колхозов» и прочей мелочи экономически эффективны. Айрат Хайруллин в очень интересном докладе «Основные проблемы молочного животноводства России» (опубликован на сайте www.souzmoloko.ru) пишет следующее: «Полная себестоимость 1 л молока на обычных фермах составляет около 12-16 руб., а на современных фермах, созданных в рамках приоритетного национального проекта и реализации Госпрограммы, с учётом имеющихся форм господдержки формируется на уровне 21-23 руб./л.». Разница связана с инвестиционной нагрузкой (правда, как ни странно, не только с ней, но эта тема для отдельного разговора). Естественный вывод автора заключается в том, что мегафермы надо поддерживать еще больше, еще сильнее. ОАО СХП «Вощажниково» уверенно идет по тому же пути: С. В. Негляд в докладе от 24 августа 2012 г. ставит вопрос об отсрочке первых выплат по кредиту; В. Л. Филиппов заявляет: «Действительно сложно будет удержаться. Но для нас сегодня самое главное, чтобы те предприятия, где заведены новые технологии, смогли выжить», - и обещает оказывать поддержку прежде всего производителям, внедряющим инновации (т. е. дать еще раз денег тем, кому уже дали, - или дать денег за то, что денег уже дали). В телесюжете программы «Проекты развития» речь уже откровенно идет о том, что срок окупаемости комплекса «Вощажниково» выше, чем срок, на который выдан кредит…

Итак, о чем все это говорит? Принимая во внимание, что на реконструкцию одной старой фермы (300 – 600 голов) необходимо от 25 до 60 млн. руб., и сопоставив эту цифру с данными А. Н. Хайруллина, становится очевидно, что с экономической точки зрения мегафермы не более эффективны, чем частично реконструированные старые, - при условии аналогичной поддержки со стороны государства. Это касается, во всяком случае, среднесрочной перспективы.

Более того, если учесть, что на средства, затраченные на строительство двух комплексов «Вощажникова» (4,2 млрд. руб.) можно реконструировать не менее 50 старых ферм, в существующих условиях обреченных на умирание, ясно, что этот путь обеспечивает и большее поголовье, и больший валовый объем товарного молока, - даже если продуктивность каждой коровы будет в 2 – 2,5 раза ниже, чем на мегакомплексе.

Это чисто экономический аспект. Но есть и еще более важный – социальный. Поскольку количество денег в стране не бесконечно, мегакомплексы нельзя построить в каждом селе, - максимум, один – два на каждый район по стране. А это значит, что курс на их строительство – глубочайший разрыв со всеми традициями размещения и уклада сельского населения. Возникают кластеры, вокруг которых все становится неперспективным и обреченным на окончательное загнивание; это нечто вроде хрущевских реформ, но несравненно радикальнее. Два мегакомплекса «Вощажниково» – это коттеджный поселок и реконструированный многоквартирный дом плюс собственник, управляющий своим хозяйством удаленно, через наемных менеджеров. Вокруг – дачи и развалины. 50 реконструированных ферм – это как минимум 50 оживших деревень и 50 хозяев, крепко стоящих на своей земле.

Итоги. Возможно, кто-то подумает: автор стремится доказать, что строительство комплекса «Вощажниково» – это плохо. Не совсем так. Моя позиция следующая: комплексы «Вощажниково» – это лучшее, что может быть в текущей реальности. В реальности, когда Россией правит прогнившая, некомпетентная и коррумпированная власть. Этой власти можно сказать «спасибо» уже за то, что она что-то начала инвестировать в село, пусть и худшим из всех возможных способов.

Владимир Матюхин, 

Руководитель отдела разработки франшиз 

Магазин готового бизнеса – DELOSHOP 

г. Москва