Главная Борисоглеб литературный Геннадий Чугунов Геннадий Чугунов. Любовь и ненависть.

Яндекс.Метрика
Геннадий Чугунов. Любовь и ненависть.
( 8 Голосов )
Борисоглеб литературный - Геннадий Чугунов
17.02.2017 11:02

20170217-3От любви до ненависти - один шаг.

Как сладок утренний сон! Особенно в раннем детстве. Лежишь себе: то вспоминаешь о событиях прошлого дня, то думаешь о возможных будущих приключениях, представляя себе светлые картинки происходящего. Даже звуки, которые ты слышишь, кажутся чем-то нереальным и даже фантастическим. Они совсем не нарушают того физического блаженства, в котором ты пребываешь. Всё это вместе: шорохи, поскрипывание половиц, неясные видения, путаные мысли, переплетаясь, будоражат сознание и создают особое мироощущение под названием «утренний сон».

Сквозь дремоту слышу какой-то шум в коридоре квартиры. Это взрослые домочадцы собираются на работу. А их немало: дядя Валя, дядя Вася, тётя Клава и мама. Пытаюсь разобраться в словах разговора бабушки Марии и мамы:

- Надо купить..., денег не хватает...,

И далее недовольное и неразборчивое бурчание. Всё стихло. Послышались тихие шаги, дверь с лёгким скрипом открылась. Я почувствовал над собой лёгкий, но очень знакомый запах мамы. Она прошептала:

- Сыночек, пора вставать. С добрым утром!

Я что-то пробормотал в ответ и под впечатлением пусть очень короткого, но очень приятного общения, снова отправился вдогонку за своим сном.

Благостное состояние сна продлилось недолго. Послышались увесистые шаги бабушки, и дверь решительно открылась:

- Ах, вы, мать вашу..., быстро встали! Я что?! Десять раз буду разогревать вам еду?! Эко, барчуки, развалились на кровати!

По окончании этой тирады не очень ласковых, но очень убедительных слов мы стояли одетыми, как солдатики по стойке смирно, готовые исполнять любые приказы. После некоторой паузы она многозначительно посмотрела на нас и неторопясь пошла на кухню. Мы, на мгновение опередив её, быстро сели за стол. Но не тут-то было:

- А руки, кто будет мыть, а зубы чистить?

Спорить было бесполезно и, толкаясь друг с другом, мы с братом прошмыгнули к умывальнику. Отметившись бряцанием умывальника, слегка побрызгав водичкой лицо и проведя зубной щёткой по зубам пару раз, мы уверенно двинулись к столу завтракать.

На столе присутствовало несколько блюд: остатки тушёной картошки с небольшим количеством мяса, квашеная капуста с подсолнечным маслом, по кусочку хлеба и чай третьей заварки. Всё это быстро исчезло со стола, и мы вопрошали, глядя на бабушку, словно сутки ничего не ели, намекая на добавку.

Так наш дворняга Дружок, откушав целое блюдо пойла с хлебными корками, картошкой и куриными косточками; перебирая лапами, вопрошал «Я бы поел, однако!» Но поняв, что больше ничего не перепадёт, махнув хвостом на свои надежды, убегал за добычей на просторы нашего посёлка.

Наши желания, тоже были явно излишни. Увидев, что мы не торопимся вставать из-за стола, сказала:

- Вам не на работу, обойдётесь.

Она была права: меня ждал завтрак в детском саду, а у старшего брата были денежки на завтрак и обед в школе.

Итак, я в пути. Путь мой был недолог, но и не прост. На дворе резвился декабрь, и зима разгулялась не на шутку. Мороз трещал и явно веселился, глядя, как некоторые жители посёлка слегка подпрыгивали или кутались в тёплые одежды, надеясь спрятаться от него. Те, кто был одет поплоше, бежали наперегонки с модно одетыми интеллигентами. И только люди в тулупах вышагивали, уверенные в своей неуязвимости.

Мои подшитые валенки, незатейливое зимнее пальто, шапка ушанка и варежки, связанные бабушкой, достойно оберегали меня от холода. Но всё-таки идти надо было поспешая. Во-первых, было темно, а значит страшно. Во дворах лампочки встречались довольно редко. Это была наша работа. Мы бросали по ним камешки вечерами, соревнуясь в меткости. А во-вторых, мороз быстро добирался до щёк, носа и даже глаз. Поэтому я двигался вприпрыжку, постоянно потирая варежкой то нос, то щёки.

Вот и детский сад. Ручеёк из деток и деток маленьких с мамами, втекал в дверь детского заведения. Быстро раздеваемся, не забывая при этом перекинутся рядом незатейливых реплик:

- Ну, чё, сопли распустил? Ща как дам! Да, на тебе! - И полетели валенки, шапки и всё, что под руку попадало. Но это так, для разминки. Вскоре все угомонились и пошли в игровую комнату.

А там стояла лесная красавица - новогодняя ёлка. Запах стоял невероятный. Ёлка была высокой, до самого потолка. Все дружно стали обсуждать нашу красавицу, двигаясь по кругу.

Наши шефы, Оптико-механический завод, нас не обижал, и у нас всегда была замечательная ёлка. Что-то воспитательница задерживалась. Мы стали разбредаться по углам - девочки и мальчики, как всегда, отдельно.

Вдруг распахнулась дверь и вошла незнакомая девушка, а с ней директриса, Мария Петровна. Она строго посмотрела на нас. Относились мы к ней с уважением и слушались. Её муж был боевым офицером, и мы не раз по праздникам видели его награды. В те времена, военных мы не просто уважали, мы смотрели на них с восхищением, с затаённой завистью, жалея о том, что нам не пришлось повоевать. Мы были уверены в своей храбрости и не раз представляли, как бы мы героически воевали.

Мария Петровна привычным ровным тоном негромко сказала:

- Это ваша новая воспитательница, Татьяна Игоревна. Она будет с вами, пока не выздоровеет Зинаида Михайловна.

Зинаида Михайловна, была дамой в возрасте, и мы её не обижали. Между собой, мы её звали «Михасек». Почему? Мне не понятно до сих пор. Может кто-то ляпнул сгоряча или от обиды на воспитательницу, а остальные подхватили.

Гостья нас просто поразила. Это было явление какого-то непонятного чуда. Просто неземная красавица, да и только! Директриса ушла, а мы всё продолжали стоять с открытыми ртами. Даже вечный драчун и забияка Васёк блаженно улыбался, поглядывая на неё. Она стояла, словно яблонька в цветах, невероятно красивая с улыбкой от весеннего солнышка. Её светлые волосы волнами падали на плечи, а васильковые глаза светились тем загадочным светом, от которого не было спасения. Мы все разом влюбились в это создание. Каждый норовил потрогать её и убедиться - настоящая ли она?

В один миг всё переменилось. Наша неуёмная, озорная, порою неуправляемая группа, стала лучшей в садике. Мы ловили каждое её слово. Всё исполнялось по первому зову и даже взгляду. Голос её был светлый и звонкий, как колокольчик. Он будоражил наши души, возносил их куда-то в небеса. Между собой мы её прозвали «Наш Колокольчик» или просто «Колокольчик». Для нас наступило чудное время!

Оставалась всего неделя до новогодних праздников, поэтому мы каждый день вырезали из бумаги и клеили игрушки: гирлянды, флажки, фонарики и многое другое. И даже дома занимались этим. Родители удивлялись и не узнавали своих детей. А мы, согретые её улыбкой, жили, словно в раю.

Мы сами придумали, кто кем будет: кто зайчиком, кто волком, кто лисичкой. Если возникали проблемы, она решала их просто - гладила по головке и говорила:

- Ты посмотри какой ты будешь красивой или каким ты будешь красивым! - Все безропотно соглашались.

Наши мамы переполошились и бросились перешивать старенькие платья. У кого родители были побогаче, покупали нарядную ткань. Правда, таких было всего два человека. В группе на это никто не обращал внимания. Мы были все равны.

За один день до праздника, вечером я спросил у мамы:

- Ты обещала костюм? Как он там?

По выражению её лица я понял, что костюм не готов. Меня затрясло от возмущения:

- Ты же обещала! Завтра же праздник, а я, а я...!

И засопел, запыхтел, готовый разреветься. В общем, мама поняла, что костюм надо дошить. Уши к костюму она пришивала только утром. Костюм зайчика сшит был из светлой ткани в виде комбинезончика с капюшоном (в дело пошло светленькое, в маленький цветочек, мамино платье). Возмущаться на то, что я как девочка буду зайчиком в цветочек, не было времени. Чтобы влезть в этот костюм, сзади была вшита молния. Мы примерили костюм. Мама проверила молнию - в маминых руках, молния работала складно. Всё. Полный вперёд!

И вот я, окрылённый предстоящим участием в празднике с костюмом в руках, не шёл, а бежал и даже летел к детскому садику. Мне очень хотелось, чтобы мой костюм ей понравился и в этом желании я был явно не одинок.

В этот день, конечно же, был праздничный обед. Нас угощали первым, вторым и третьим блюдами, но это было не главным. Большинство съели совсем немного. Главное - на столе было у каждого по мандарину, были конфеты, мороженное и лимонад. Богатое предприятие, работающее на оборонку, на детей денег не жалело. Пир шёл горой! Нам разрешили чокаться стаканами с лимонадом.

- С Новым годом, с новым счастьем! Ура! - Кричали все.

Пришла пора праздничного представления. Всё было как всегда. Основательно и важно ступая, вышел дедушка Мороз; после трёхкратного крика «Ёлочка зажгись!» - ёлочка вспыхнула разноцветными огнями. Взволнованные этой красотой, мы дружно кричали «Ура-а-а...!» Как всегда, затем явилась красавица, Снегурочка. Вся наша группа знала, что дедушка Мороз был нашей Надьки папа. Он занимался профсоюзной работой в 12 цеху, а Снегурочкой была Ирочкина мама, она принимала участие в художественной самодеятельности нашего Дома культуры. Но наши знания не мешали нам радоваться и веселиться, словно это было в первый раз.

Пришла пора хороводов, мы пели и, взявшись за руки, ходили вокруг ёлки. Ещё мы танцевали и играли в разные игры: «догонялки», «жмурки», разгадывали загадки и читали стихи.

Ненароком, я заприметил, что наши девочки, а потом и мальчики стали по очереди убегать в одно очень важное заведеньице. Выходили они оттуда весёлыми, слегка поправляя свои костюмы. Я почувствовал, что и мне не мешало бы посетить эту важную комнатку. Что я и сделал. Пытаясь, как можно быстрее, расстегнуть молнию на спине, я обнаружил, что это не так просто было сделать. Я пыхтел, сопел, изгибался, как змея - безрезультатно. Все дальнейшие попытки расстегнуть эту проклятую молнию не помогли.

Выскочив из этого заведения, я попросил своего друга Кольку помочь. Его старания тоже ни к чему не привели. Подключились другие ребята - результат тот же. А времени моего терпения оставалось совсем немного. Я стоял в сторонке от веселья и корчился, переминаясь с ноги на ногу, держась за живот. Девочки, заприметив это событие, посмеивались и шептались между собой. И только одна, самая неприметная девочка, Сонечка, подбежала к воспитательнице и, показывая на меня, что-то ей на ухо сказала.

Воспитательница решительно пошла ко мне. Я был готов умереть от такого позора! Это неземное чудо будет помогать мне снимать штаны!!! Пока я размышлял о своём бедственном положении, она развернула меня спиной к себе и ловко, словно занималась этим всю жизнь, расстегнула молнию. Тихо шепнув: «Я подожду», она слегка подтолкнула меня к туалету.

Такого рода состояние, я думаю, переживали все и не всегда с удачным исходом. Это было неземное наслаждение! Восторг! С убыванием жидкости радость сменялась беспокойством. Приходила мысль «Мне же надо возвращаться!». И снова этот позор. С этого момента я начал ненавидеть Татьяну Игоревну. Меня уже не интересовало, что она только что меня спасла. Но происходящее событие было для меня не меньшим позором. Она - мой позор! Не торопясь, не поднимая головы, я вышел из заведения первой помощи страждущим и покорно повернулся спиной к воспитательнице. Она быстро застегнула молнию и, погладив мне голову, пошла к ребятам. Я же лишь буркнул ей вслед что-то похожее на «спасибо».

Для меня праздник закончился. Не торопясь, я вышел из игровой комнаты, зашёл в раздевалку и сел около своего шкафчика. За задней спинкой шкафа жил мой давний друг Стёпка. Я его достал и слегка отряхнул с него пыль. Это была обычная тряпичная кукла: вместо глаз были коричневые пуговки, нос был нарисован тушью, а губы - красными чернилами. Одел я его в одежду, снятую из старых кукол. Это был мой таинственный друг и о нём никто ничего не знал. Часто, в трудные минуты, я разговаривал с ним, а он не возражал и внимательно слушал. А мне от этого становилось легче - как-никак, всё же родная душа.

Я начал возмущаться:

- Подумаешь, застегнула, экая невидаль! Разыгралась тут. И что? Конечно, вон она какая красивая. А я? Что это за жизнь такая! Ну и чёрт с ней! Больно надо. Пойду домой. Ладно, Степан. Пока.

Я аккуратно поставил его на прежнее место, оделся и поплёлся домой.

Со следующего дня я начал войну с этой задавакой. С самого утра после завтрака у нас проходили творческие занятия: мы лепили, рисовали.

- Итак детки сегодня мы будем рисовать игрушки. Произнесла она и выставила: куколку, машинку, медведя.

Я, естественно:

- А я хочу кораблик рисовать! Чё мне эти куколки, больно надо! - сквозь зубы, прошипел я.

- Рисуй, радость моя!

От злости, я чуть со стула не слетел. Ещё и погладила мне голову. Хоть бы чуточку, она попереживала, мне на радость - увы, нет тут-то, было.

Правда, для моего удовольствия, многие вслед за мной дети стали кричать:

- А я хочу зайчика, а я паровоз, а я киску, а я, а я…!

Я злорадствовал. Взглянув на неё, я хотел увидеть хоть капельку смятения, беспокойства, а ещё лучше злости. Нет, она улыбалась, как ни в чём не бывало. И занятия продолжались. Тогда я нарисовал какой-то убогий кораблик. Он был косой и кривой, парус был разорван, огромные тучи, молния, волны. В общем, это была обычная «каляка-маляка». «Колокольчик» подошла ко мне, внимательно рассматривая моё произведение, и вдруг сказала:

- Молодец! Настоящая буря, что даже страшно!

И вдобавок нежно погладила меня по голове, стриженную под ноль. Я почувствовал тепло её рук и чуть было не разомлел. Раздуваясь от злости, я был готов сказать ей в ответ что-то грубое, но слов, от избытка чувств, не нашёл, тем более она от меня уже отошла.

Так продолжалось несколько дней. Если она предлагала принять участие в игре, я ей в ответ - не буду! Она мне - давай споём. Я ей - больно охота.

Я был похож на ёжика, при приближении к которому, он начинал пыхтеть и угрожающе поднимал свои иголки. Я свои иголки не опускал не только в садике, но и дома. Ребята мне в раздевалке:

- Ты чё, упырь, привязался к воспитательнице? Смотри, получишь!

Самый задиристый в нашей группе, Васёк, показал мне кулак. Но я продолжал воевать.

В один из дней, она решила научить нас танцевать польку и стала расставлять нас парами. С девочками у нас были особые отношения. Прямо скажем, не совсем дружеские. Правда, я иногда, втихаря, поглядывал на ту самую неприметную девочку, Соню, которая помогла мне в праздник. Но здесь все мальчики, кроме меня, не сопротивлялись. Мне она предложила танцевать с Маруськой, Эта Маруська вечно приставала ко мне: она то щипалась, подножки ставила и даже пыталась меня поцеловать, когда мы играли в жмурки. Я озверел и закричал этому «Колокольчику»:

- Чё вы ко мне пристали! Я немаленький и я сам, я сам !… - И, заикаясь от злости, убежал в раздевалку.

В раздевалке, перед уходом домой, меня ребята поколотили и разбили в кровь мой нос. И даже мой друг Колька отвесил мне подзатыльник. Добавив: «Ну, ты и дурак, однако!»

Домой я не шёл, а плёлся, изредка прикладывая к носу снег. Побитый и раздавленный морально, я размышлял о своей несчастной жизни.

Сколько раз я хотел подойти к «Нашему Колокольчику», и сказать «Татьяна Игоревна, простите меня, я больше не буду!» Но ноги мои наливались, словно свинцом, и поворачивали совсем в другую сторону. Я никак не мог выбраться из этого непонятного мне круга размышлений - то она для меня была как ангел, который дарил мне радость, а то я был готов взорваться от злости, вспоминая свой, как я считал, позор.

Вскоре наступил праздник Новый год по календарю. Все дети проводили эти три праздничных дня дома, с родителями. И все мои переживания ушли на второй, а то и на третий план. Дома была своя ёлка, подарки. Конфеты, которые мама срезала и дарила нам. Правда, мы потихоньку все нижние конфеты срезали по ночам и с великим удовольствием съедали, а вместо них подвешивали пустышки. Мама их срезала для нас, а мы, посмеиваясь, складывали их в свои карманы. Почти всё время, несмотря на трескучие морозы, мы проводили на улице: играли в снежки, катались с горки, на коньках и лыжах. Переживать было некогда.

Дня через два или три я снова, как и все, пошёл в садик. И я уже точно решил: «Всё - пойду и повинюсь».

Весёлой гурьбой мы ввалились в садик. Все быстро разделись и скорее забежали в нашу игровую комнату. Всем хотели поделиться с нашей воспитательницей своими радостными приключениями. Мы ждали, очень ждали встречи с «Нашим Колокольчиком»! Дверь открыла...? Нет, не «Наш Колокольчик», а наш воспитатель, Зинаида Петровна - она выздоровела.

В полной тишине, было слышно, как девочки зашмыгали носами. Я, боясь разрыдаться прилюдно, убежал в раздевалку и заплакал. Плакал я горючими слезами. Забыв про своего Стёпу, про свою, будь он неладна, ненависть, я задавал сам себе один и тот же вопрос: «Как же так? Не успел!». И я понял, что лишился чего-то очень важного и дорого - любимого мне человека.

Сколько раз я пытался разобраться в том, что произошло тогда, но не смог. Моя ненависть со временем где-то затерялась, а любовь осталась. Этот светлый огонёк любви в моей душе, который мне подарила «Наш Колокольчик», не раз помогал мне сделать правильный выбор между любовью и ненавистью. Да! В дальнейшем, я всегда выбирал, не без сомнений и размышлений, но всё-таки, любовь! Именно любовь!


Похожие статьи:

 
ОБЯЗАТЕЛЬНО поделись ссылкой с другими!

Недостаточно прав для комментирования - пройдите регистрацию на сайте